- Волки! Волки! - надрывался пастушонок.
Над пастбищем сгущались вечерние сумерки. Из-за края близкого леса выглянула полная июньская луна. Стадо разбрелось по зелёной луговине, коровы лениво пережёвывали жвачку, и только Грендель - огромный бык - нервно поводил головой, украшенной острыми длинными рогами. Всё было спокойно, только надрывался, на крик исходил мальчишка.
- Волки!
- Где?! - на тропинке, ведущей к деревне, показался запыхавшийся старик - Ганс-охотник. За ним бежали Миллер - мукомол, Герхард - кузнец, пасечник Клаус. Последним, держась за бока, переваливался Курт - деревенский староста.
Деревенские были вооружены косами и вилами, в руках Ганса скрипел старый арбалет - двадцать лет назад тот притащил его с очередной войны, вместе с хромотой и ревматизмом. Несмотря на почтенный возраст, оружие содержалось в идеальном состоянии - и многие поколения окрестных волков могли бы это подтвердить. Они, да ещё Мюнц-разбойник. Могли бы, да мёртвые имеют полезную привычку - молчать.
- Ха! Не поверю, вы опять на это купились! - скверный мальчишка заржал, сгибаясь от хохота пополам. И даже крепкая затрещина Миллера не остановила дурацкий смех.
Взрослые стояли и хмурились, глядя на пастушонка, катавшегося по земле. Его подобрала Марта - притащила с последней ярмарки грязного оборвыша. Отмыла, отчистила... Тяжело живётся нестарой ещё вдове, да ещё и бездетной. Привела чужака - а тот и рад. Вот только характер у мелкого был прескверным - как и поведение. Не прожил в деревне и двух недель - а уже разломал два улья на пасеке, закинул камень в колёса мельницы, кинул камнем в старостину кошку.
Каждый раз его били, но он отлёживался - и вновь принимался за своё.
Марта кое-как уговорила Курта определить паскудника в пастухи, дескать - ну, что он там натворит? Стадо пасётся на привычном месте, догляд нужен чисто вполглаза, всей работы - согнать коров со дворов, да привести обратно. А нахалёнок и тут взялся пакостить.
- Я так понимаю, бить тебя бесполезно, - тяжко проговорил Ганс.
- Ага! - весело подтвердил мальчишка. - Я отлежусь и снова что-нибудь придумаю. Весёлое.
- Весёлое, - тихо пробормотал Герхард.
- Весёлое, дяденька! Вот у тебя дочка подрастает - мы с ней и повеселимся!
Староста переглянулся с соседями. Те молча хмуро кивнули - как будто каждый знал, что будет дальше.
Ганс первым распустил пояс и потянул с себя рубаху. За ним стали раздеваться и остальные селяне.
- Дяденьки, - в голосе пастушка впервые за две недели появилась неуверенная нотка. - Вы чего делаете-то?
- Наказывать тебя будем, - хмуро пробормотал Миллер, снимая портки.
- Дяденьки, не надо! Я больше не буду!
- Конечно, не будешь, - засмеялся Клаус. Странный это был смех - как собака пролаяла.
Луна, любопытно выглядывающая из-за деревьев, больно уколола полный бок о верхушку старой ели - и буквально подпрыгнула в небеса, освещая холодным светом творящееся на поляне. Пятеро зверей, похожих на волков - только раза в два крупнее, с глухим рыком рвали что-то мягкое, брызгающее красным.
В лесу, неподалёку от опушки, под кустами выли настоящие волки.
Им было очень страшно.
