Время близилось к полуночи.
Ветер тихо шуршал вдоль лесной дороги. Он, вообще-то, прекрасно знал всю округу, но ночь была холодна, а на дороге он встретил только крытую повозку, влекомую тяжко вздыхающим ослом. Ветер попробовал было приподнять занавеску на окошке, но шаловливый порыв был прерван смуглой рукой, что заправила пёструю тряпку внутрь, за раму.
Ветру было скучно.
Он со свистом прошёлся по еловым ветвям, сбил пару-тройку шишек - и направился вглубь леса по неширокой просеке.
Ветру было трудно пробираться между кустов и мрачных деревьев, и он взлетел вверх, шугнув от полной луны одинокую тучку. Потом усмехнулся - и спустился на лесную поляну, в центре которой стояли развалины замка.
Замок когда-то принадлежал Чёрному Бородачу - Shwarzen Bart из Schwarzwald'а - так называли его местные. Впрочем, называли его дрожащим шёпотом, за закрытыми ставнями и задвинутыми засовами - черна была репутация старого раубриттера, черна, как его совесть, как его борода.
Ветер помнил знаменитого разбойника - в ночь, когда тот отдавал концы от загноившейся раны, ветер лихо сорвал крышу с донжона, и черепица весело разлеталась по округе. В замке осталась дочь Чёрного Барта с тремя сыновьями-несмышлёнышами. Оставалась одна - слуги разбежались, напуганные страшным хрипением агонизирующего старика, да так и не вернулись, а муж её вот уж шесть лет как погиб по пьяни - в ссоре запальчивый Барт ударил его в грудь ножом. Дело семейное, что уж.
Крышу кое-как перекрыли соломой, замок ветшал, превращался в груду развалин, и только останки донжона ещё цеплялись за жизнь, помня о прежнем величии. А тогда - плохая была ночь...
- Плохая ночь, - пробормотала себе под нос Магда, дочь разбойника. - Плохая, да жить как-то надо.
Она передёрнула плечами, укрытыми старой шалью. Шаль - единственное, что осталось от покойной матушки. Матушка скончалась, когда Магде было пять лет. Она плохо помнила мать - в памяти стоял лишь запах тёплого молока, да звенели куплеты старой колыбельной. От отца осталось больше.
Широкие мужские штаны, алая рубаха, крепкие сапоги - в Чёрном Лесу платьев не наберёшься, и Магда без зазрения совести носила мужскую одежду. Так было даже удобнее. Ещё от отца остались несколько горшков с серебром, немного украшений - и богатый арсенал в подвалах башни.
Выжить одной с тремя огольцами было неимоверно трудно. Сыновья - Ойген Обжора, Юрген Балбес и Георг-Трусишка - были светом в оконце, но их нужно было кормить, учить, воспитывать. Обстирывать, наконец.
Первые месяцы после смерти отца Магда с сыновьями сидели в замке тише мыши, подъедая скудные припасы и ожидая вооружённую до зубов городскую стражу. Но времена стояли неспокойные, губернатору было как-то не до скончавшегося разбойника (помер Барт - да и хрен с ним, только на душе легче), а от мужиков с дрекольем спасала прочно установившаяся слава дурного, нет - ОЧЕНЬ Дурного Места.
Впрочем, запретное, как известно, притягивает. Магда, отложив в сторону учебные мечи - уж что-что, а владеть оружием дочка разбойника умела и сыновей учила - взялась сперва за карты, а потом и и за зелья. На полянку к развалинам потянулись первые крестьянки - кому погадать, кому приворот, кому отворот, кому тихого яду.
За ними подтянулись мальчишки - посыльные, там слово, здесь намёк. Да и её балбесам стало с кем играть. Изредка заходили мужики - чтобы корень стоял, чтобы у соседа НЕ стоял, договориться отпугнуть зверьё от лесной делянки - или на залом на соседском поле. Мало ли у крестьян какие нужды. Главное - в доме появились хлеб, мясо, молоко, а у её мальчиков - надёжные друзья. Будет кому передать дедовские мечи-арбалеты.
Вот только пусто место свято не бывает. В лунные ночи стонали половицы, ухали совы за окном, волки выли о чём-то своём, но несомненно гнусном. Ледяная тень ложилась на лоб, сердце прихватывало холодной рукой. И где-то совсем на грани слуха хихикал скрипучий старческий голос. Отец, похороненный тут же, в лесу, никак не хотел покидать грешный мир насовсем.
Плохое место это было. И ветер, скрипнув дверью, покинул лесную поляну.
Она снова переложила карты. Скверный расклад. Странный.
Карты предвещали скорую смерть. Карты предвещали скорую женитьбу. Карты говорили о трусости и хитрости. И улыбался со старой засаленной картинки ехидный Шут.
Скрипели ставни. Скалила зубы старая тигровая шкура. Магда улыбнулась. Шкуру раздобыл ещё дед Чёрного Барта. В народе говорили, что он привёз её из жаркой Палестины. В семье все знали, что он выкрал шкуру из королевского зверинца, когда любимец Его Величества по недосмотру слуги сожрал целого козла с рогами и копытами и преставился от заворота кишок. Говорили, что шкура досталась всего за пару золотых, и даже убивать никого не пришлось...
Отец любил пугать маленькую дочку, накрываясь шкурой и изображая "тигру лютую". Магда визжала, а он подхватывал дочь на колени и заливисто хохотал. Славное было время. Не то, что сейчас.
Сейчас отец пугал дочь по-взрослому. В доме гасли свечи и факелы. Билась посуда. Падали со стоек мечи. Замерзала вода в колодце - это летом-то... В полнолуние скрипучий смех его звучал под самыми окнами. Отец звал её, проклинал, угрожал забрать к себе... На рассвете он уходил, но каждый раз обещал вернуться. И через месяц всё повторялось.
В такие ночи Магда отсылала детей в деревню, к их приятелям. Крестьяне относились с пониманием. Соседи, как-никак.
А вчерашним утром деревенский мальчишка принёс новость - господин губернатор изволил выехать из города с инспекцией.
Инспекция, ха! Натуральный грабёж - вот что это было. Где-то далеко шла война, а с крестьян драли последнюю шкуру. Губернатор - он предпочитал, чтобы его звали Маленьким Королём (а за глаза его прозвали Королём же, но Глупым) жрал и пил с золота, его дочке-принцесске не было ни в чём отказа - назначил новый налог, а потому с утра выедет с эскортом по крестьянские денежки.
Магда решалась уже давно - и вот... Завтра утром перед храброй, вооружённой до зубов королевской (ха-ха!) охраной упадёт заранее подтёсанное дерево. Такое же упадёт и сзади. И вот тогда в дело пойдут арбалеты.
Губернатора нужно будет взять живым - с таким козырём в рукаве ей сам чёрт не будет страшен. А цена... Что ж, могут погибнуть несколько крестьян-помощников (а вот и смерть в раскладе), главное - не допустить сыновей до рукопашной. Стрелы, только стрелы.
А там - как разбогатеем - и женить будет можно. Правда, придётся с насиженного места очень быстро убираться. Впрочем, с ТАКОГО места - не грех и уехать.
Плохое место, плохая ночь, скверный расклад... Магда, было успокоившаяся за сладкими мечтами о сытом будущем, снова тяжко вздохнуло. Что-то давило в груди, дурным предчувствием терзало сердце. Она налила в кружку пива, выпила одним духом.
Огонь в камне вспыхнул, где-то в углу захихикал мерзкий старикашка, а за дверью раздался топот копыт.
Лошади? Здесь, в глухую полночь? Или... Или - не лошади? Путник, бродяга, рыцарь заблудившийся? Или - всё же - за мной?
- Уху! - как бы подтверждая, в лесу ухнул филин. Ослабли ноги, потемнело в глазах... Старческий смех из скрипучего стал злым, торжествующим.
Ставни на окне приоткрылись и в щель заглянула синюшная собачья голова.
- И-а! - по-ослиному закричал пёс.
- Exorcizamus te, omnis immundus spiritus, omnis satanica potestas, - прошептала побелевшими губами Магда.
Как бы в ответ отворилось второе окно - в него заглядывал огромный чёрный кот и рычал по-собачьи.
А когда дверь заскрипела, и в неё просунулась ослиная морда, закричавшая петухом, в груди у Магды как будто что-то лопнуло, стены комнаты закружились в Танце Смерти и последнее, что она увидела, был ехидно скалящийся Шут, Джокер-с-карты, перешагнувший порог и подходящий к её столу.
...
Трубадур пнул труп Атаманши, вгляделся в карточный расклад и, удивлённо присвистнув, пропел:
- Вуаля, вуаля, завтра грабим Короля...
![Screenshot_25]( "Screenshot_25")
